Легенда
Низкое солнце рассеивалось в белёсом утреннем тумане. Припай у берега начинал сходить, и птицы жадно собирали клювом первые капли талой воды. Одинокий керек Рырку сидел на корточках, и осторожно щупал палкой прибрежную льдину. «Скоро растает». Его тихий голос почти полностью растворялся в морозном воздухе и глухом карканье сероклювых кайр, тесно гнездившихся на камнях. Кереки, жители чукотской тундры, называют себя анкалгакку – «приморские люди», и море это словно их крест, который они несут до конца своих дней.
Старик с грустью заглянул в честные собачьи глаза, в которых отражались снег и обломки обнажённых скал. Через пару недель здесь будет вода, и его острова, Острова Серых Гусей, окажутся на целое долгое лето отрезаны от материка. Грязно-белый пёс молча сидел у кромки льда. Шерсть была скатана в грязные колтуны, местами были проплешины. Может, это было от долгой дороги: зимой пёс пришёл к старому кереку по ледяному мосту, соединявшему сушу с островами.
«Тебе нужно спешить». Рырку еле заметно кивнул в сторону материка. Пёс не шевелился. Слова застыли, повиснув в морозном воздухе высоких широт. Керек рассеянно смотрел за горизонт, сжав бледные потрескавшиеся губы. В его иссушенных, желтоватых широких руках по-прежнему была отсыревшая деревяшка, которой он проверял лед.
Снег заскрипел. Такой резкий и неестественно громкий скрип обычно получается в те моменты, когда кто-то пытается шагать как можно тише и незаметнее. Старик шёл к каменному утесу, глядя под ноги. Пёс – за ним.
– •–• • •–– ––– ––• •–
Рырку отстукивал палкой одно и то же слово.
– •–• • •–– ––– ––• •– – •–• • •–– ––– ––• •– – •–• • •–– ––– ––• •–
«т р е в о г а т р е в о г а т р е в о г а»
Щёки старика блестели на солнце. Он растерянно опустил голову. Пёс есть пёс – он не может выучить Морзе. Как и не может заменить людей.
Когда-то давно Рырку ушел из дома, потому что не хотел жить по стадным законам Севера. Он с детства избегал охоты на нерп, китов и тюленей, потому что не мог не смотреть в грустные умирающие глаза. На островах он построил себе ярангу, небольшой тёплый шатер, и начал новую жизнь. Он присматривал за птичьими стаями, а птицы делились с ним едой: мелкой рыбешкой и рачками, насекомыми и морскими водорослями. Он сделал небольшой самодельный маяк и сигналил иногда проходящим мимо ледоколам. Он охранял острова и надеялся, что в случае опасности и они защитят его.
Керек закашлялся. Его рассудок мутнел день ото дня: какая-то болезнь постепенно захватывала каждую клетку его тела. Он с протяжным хрипом опустился на колени и упал головой в снег, зайдясь протяжным надрывным кашлем. Руки и ноги были ватными, пульс глухо стучал в висках. Рырку лежал на снегу с закрытыми глазами. «Уходи. Иначе умрешь. Я не прокормлю тебя», – еле слышно прорычал он.
Пёс с непониманием и болью смотрел на старика. Он ткнулся мокрым носом в обмороженную дряблую щеку. Рырку отвернулся.
Цепочка собачьих следов побежала далеко на юг, по льдам, снежникам, и обнаженным мшистым камням. Рырку не вставал.
Перевернувшись на спину, старый керек открыл глаза. Была уже глубокая ночь, и небо, иссиня-чёрного цвета, искрилось созвездиями. Вот Дубхе и Мерак на спине Большой Медведицы, прямо над его головой, и они сияют во много раз сильнее солнца, которое светит, но не греет. Если провести через них линию, то можно отыскать Полярную Звезду, северный полюс мира. Рырку почувствовал, что замерз. Стряхнув с себя снег большими штопанными рукавицами, он пошёл в сторону дома.
Кайры этой ночью расшумелись. Они кружили у берега, хлопая тяжелыми крыльями. Керек подошёл к ним, ноги его подкашивались от слабости. Заметив его, птицы оживились ещё больше. За прибитую к берегу льдину держался одним обломанным бивнем морж. Бесформенный и рыхлый, он из последних сил цеплялся за лед, не в силах на него вскарабкаться, и жалобно мычал низким, грудным голосом.
Рырку, спотыкаясь, побежал за гарпуном и санями. Подтянув дрейфующий кусок льда к берегу, и перекатив моржа на сани, старик упал без сил. Небесный шатер переливался светло-голубыми оттенками, изредка озаряясь зеленоватыми всполохами. Северное сияние, как и всегда, внушало спокойствие и некоторое доверие. Пока есть за полярным кругом свет, пока озаряется небосклон разноцветными всполохами, пока способно небо отражать заряженные частицы солнечного ветра, – все на своих местах. Рырку поднялся, и потащил сани к яранге.
Разжёгши огонь, он вывалил моржиную тушу на шкуру рядом с очагом и сел рядом. Неповоротливый, растекшийся по полу, желтовато-белый, морж пах залежавшейся рыбой и водорослями. Рырку налил похлебку. Утробный раскатистый звук эхом пронёсся по всему острову. Старик взглянул в заплаканные, загноенные моржиные глаза. «Ешь», – тихо сказал он, и похлопал по истертым складкам тяжелой сморщенной кожи.
Рассеянное предутреннее солнце заливало весь остров линялыми лучами цвета расплавленного воска. Проталины появлялись на глазах, и там, где таял снег, тут же показывались нежные стебли вересковой кассиопеи и мучнисто-белые цветы пушицы. Талая вода бежала ручейками среди мшистых полян, среди появляющихся тусклых соломенных кустарников и крупных бледно-жёлтых полярных маков. Старый керек в широких сапогах шагал со стороны моря: сегодня ему пришлось встать очень рано. На санях он вёз целую гору рыбы и мелких рачков. Подойдя к яранге, он заглянул внутрь: морж уже проснулся. При свете дня животное выглядело ещё безобразнее. Толстая облезлая кожа приобрела от тепла коричневато-телесный цвет со странными землистыми пятнами, на месте одного бивня была разорванная дыра, со следами раскрошенной кости, а на месте другого торчал обезображенный обрубок. Усы были редкими и грязными. Зубы – жёлтыми. Увидев Рырку, морж замычал, неуклюже захлопав ластами. Вывалив рыбу на пол, старик лёг в углу и закрыл глаза. Ему было всё хуже и хуже.
Ближе к вечеру дышать в тесной комнате стало нечем. Морж занимал всё пространство. Перевернувшись на бок, керек молча смотрел на него. Отпустить животное – обречь его на смерть. Оставить – умереть обоим с голода. Мысли путались. Ноги совсем не слушались Рырку, он почти не чувствовал их. Пытаясь встать, он упал на четвереньки, и припав головой к земле, беззвучно затрясся.
Морж издавал надрывные звуки: тело его ныло от боли. «Лучше бы не оставляли его в живых», – прошептал старик. Крупное тело животного было в кровоподтеках и следах от палок. Температура на улице резко упала с заходом солнца. Развести огонь было невозможно, доползти до шкур, лежащих в другом углу яранги – тоже. Рырку, закрыв лицо широкими ладонями, еле слышно хрипел.
Рано утром над островом раздался громкий звук вертолета. Испуганный старик на руках выполз на улицу, и, запрокинув голову, посмотрел наверх. Разрезая платиновый весенний туман, над островом снижалась снежно-белая железная птица. Не понимая, что происходит, Рырку начал смотреть по сторонам. Слева, со стороны материка, раздался громкий собачий лай. По тонкому, ломающемуся под ногами льду, бежал пёс. Льдины, остававшиеся за его спиной, откалывались и уплывали в океан. Заливисто лая, размашистыми прыжками нёсся пес к старому кереку. «Рырку, милый, славный Рырку! Вот он я, здесь!», – лизал он шершавым языком лицо старика. Добрые, преданные глаза улыбались Рырку, и по дряблым щекам старика катились счастливые слезы.
Из вертолета вышли крепкий немолодой пилот и врач.
«Как вы себя чувствуете? Сможете идти?», — спросил подошедший врач. Совершенно растерянный Рырку лишь хлопал заиндевевшими ресницами и качал головой. «Всё будет хорошо», – улыбнулся высокий, русоволосый врач старику и ободрительно похлопал его по плечу. Затем повернулся к напарнику:
-Смотри, здесь ещё раненый морж. Сходи за санями.
-Да, я уже видел. Ты сказал о собаке?
-Пока что не успел.
«Вам повезло с псом. Это первый случай в моей практике, когда собаку удалось обучить азбуке морзе!», – с широкой улыбкой сообщил доктор старому кереку.
Рырку, ничего не понимая, переводил глаза то на улыбающегося врача, то на пса, радостно виляющего хвостом.
Схватив в зубы палку, пёс подбежал к лежащей у порога доске, и начал отстукивать слова так, как делал это Рырку.
«Я с тобой, я с тобой», – слышал старый керек.
Этот стук сливался с биением сердца, и заглушить его не могло ни раскатистое карканье птиц, ни гул стоящего неподалеку вертолета.
Прозрачно-ржавое солнце светило на старую седую голову. Ласковые собачьи глаза цвета эбонита искрились счастьем.
Этот весенний день был теплее предыдущих. Зацвели белоснежные цветки дриады, и, качаясь над медно-охристыми проталинами, они напоминали сказочных нимф, парящих над землёй.
Арктический ветер пел свою песню.
Рырку – свою.
Анастасия Сидорова
Список избранных Сочинений для номинации «Иллюстрация»
Вернуться к разделу Сказки Красивого Сердца
